Неточные совпадения
«Нет, этого мы приятелю и понюхать не
дадим», — сказал про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому делу будут стоить более, ибо от судов нужно отрезать полы собственного кафтана да уходить подалее; но что если он уже действительно так стиснут, то, будучи
подвигнут участием, он готов
дать… но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить.
И сердцем далеко носилась
Татьяна, смотря на луну…
Вдруг мысль в уме ее родилась…
«Поди, оставь меня одну.
Дай, няня, мне перо, бумагу
Да стол
подвинь; я скоро лягу;
Прости». И вот она одна.
Всё тихо. Светит ей луна.
Облокотясь, Татьяна пишет.
И всё Евгений на уме,
И в необдуманном письме
Любовь невинной девы дышит.
Письмо готово, сложено…
Татьяна! для кого ж оно?
Все
давало ему перевес пред другими: и преклонные лета, и опытность, и уменье
двигать своим войском, и сильнейшая всех ненависть к врагам.
И он
подвинул ей стул. Соня опять села и опять робко, потерянно, поскорей взглянула на обеих
дам и вдруг потупилась.
— Теперь
давайте,
двигайте дело графини этой. Завтра напишем апелляцию… Это мы тоже выиграем. Ну, я, знаете, должен лежать, а вы к жене пожалуйте, она вас просила. Там у нее один… эдакий… Из этих, из модных… Искусство, философия и всякое прочее. Э-хе-хе…
Самгин подошел к двери в зал; там шипели,
двигали стульями, водворяя тишину; пианист, точно обжигая пальцы о клавиши, выдергивал аккорды, а
дама в сарафане, воинственно выгнув могучую грудь, высочайшим голосом и в тоне обиженного человека начала петь...
Дело в том, что Тарантьев мастер был только говорить; на словах он решал все ясно и легко, особенно что касалось других; но как только нужно было
двинуть пальцем, тронуться с места — словом, применить им же созданную теорию к делу и
дать ему практический ход, оказать распорядительность, быстроту, — он был совсем другой человек: тут его не хватало — ему вдруг и тяжело делалось, и нездоровилось, то неловко, то другое дело случится, за которое он тоже не примется, а если и примется, так не
дай Бог что выйдет.
Перед
дамой никогда не сядет, и даже на улице говорит без шапки, прежде всех поднимет платок и
подвинет скамеечку.
Вопрос за вопросом, возражение за возражением неслись со скамей к кафедре. Протоиерей исчерпал все тексты и, чувствуя, что они не останавливают потока возражений, прибег к последнему аргументу. Он сделал суровое лицо,
подвинул к себе журнал,
давая понять, что считает беседу конченной, и сказал...
— Не трудись их вынимать, а, напротив,
дай мне расписку, что я их не взял у тебя! — сказал Вихров и, подойдя к столу, написал такого рода расписку. — Подпишись, — прибавил он,
подвигая ее к мужику.
— И — курить буду!
Дай мне отцову трубку… — тяжело
двигая непослушным языком, бормотал Павел.
Всему он столярному делу свой облик
дает… и сразу дело на двадцать лет вперед
двигает…
Все стояли по шею в воде события, нахлынувшего внезапно. Ганувер подошел к Молли, протянув руки, с забывшимся и диким лицом. На него было больно смотреть, — так вдруг ушел он от всех к одной, которую ждал. «Что случилось?» — прозвучал осторожный шепот. В эту минуту оркестр, мягко
двинув мелодию,
дал знать, что мы прибыли в Замечательную Страну.
Положив эту пачку на стол рядом с отсчитанным казенным жалованьем, «косоротый» черкнул у себя в тетрадке карандашиком и,
задвинув тетрадь в стол, ждал, чтобы Фермор вышел и
дал место другому офицеру.
«Не
дай бог», — прибавил хозяин, зевая. Я понял, что это начинается сравнительно редкое явление — морозная буря, когда налетающий откуда-то ветер толкается в отяжелевший морозный воздух. Отдельные толчки и гул служили признаками первых усилий ветра, еще не могущего
двинуть сгущенную атмосферу… Потом толчки стали продолжительнее, гул становился ровным, непрерывным. Охлажденный ниже сорока градусов, воздух тронулся с места и тянул, точно над нашей площадкой неслись волны бездонного океана…
«Слушай же, — говорит мне, — красная девица, — а у самого чудно очи горят, — не праздное слово скажу, а
дам тебе великое слово: на сколько счастья мне подаришь, на столько буду и я тебе господин, а невзлюбишь когда — и не говори, слов не роняй, не трудись, а
двинь только бровью своей соболиною, поведи черным глазом, мизинцем одним шевельни, и отдам тебе назад любовь твою с золотою волюшкой; только будет тут, краса моя гордая, несносимая, и моей жизни конец!» И тут вся плоть моя на его слова усмехнулася…
Софья Михайловна (
подвигая гостям своим блюда). Кушайте… А мне
дайте еще проплакаться… Слез уж много накопилось. (Закрывает себе лицо руками.)
Виноват или не виноват батальонный командир в том, что один из его солдат сделал под влиянием увлечения благороднейшим состраданием, — этого не станут разбирать те, от кого зависит хорошо начатая и тщательно поддерживаемая служебная карьера Свиньина, а многие даже охотно подкатят ему бревно под ноги, чтобы
дать путь своему ближнему или
подвинуть молодца, протежируемого людьми в случае.
Но я скажу: не паровозов дым
И не реторты
движут просвещенье —
Свою к нему способность изощрим
Лишь строгой мы гимнастикой мышленья,
И мне сдается: прав мой омоним,
Что классицизму
дал он предпочтенье,
Которого так прочно тяжкий плуг
Взрывает новь под семена наук.
Прядильные машины всего больше заняли Тасю. В огромных залах ходило взад и вперед,
двигая длинные штуки на колесах, по пяти, по шести мальчиков. Хозяйка говорила с ними, почти каждого знала в лицо. Рубцов шел позади
дам, подробно объяснял все Тасе; отвечал и на вопросы Любаши, но гораздо кратче.
Действие этого примера одно
дает толчок, пример, — доказательство возможности христианской, т. е. разумной и счастливой жизни при всех возможных условиях, — это одно
двигает людей».
Горькие дни испытал Аракчеев при первых своих столкновениях со служебным миром. Десять дней кряду ходил он с отцом в корпус, пока они добились, что 28 января просьба была принята, но до назначения нового начальника не могла быть положена резолюция. Наконец, вышло это желаемое назначение, но оно не много их
подвинуло. Почти каждый день являлись они на лестнице Петра Ивановича Мелиссино, чтобы безмолвно ему поклониться и не
дать забыть о себе.
Он вошел, и княгиня машинально
подвинула ноги на скамейке, чтобы
дать ему место; но он, против обыкновения, не занял его, а стал молча, быстрыми шагами ходить по гостиной, изредка беспокойным взглядом окидывая то свою мать, то дверь, ведущую в коридор.
Эти знаки уважения госпоже Чертоплясовой в придачу к целковому на водку
подвигли и трактирную прислугу к особенно почтительному провожанию таинственной
дамы, пробывшей не больше пяти минут в нумере и потому не возбудившей никакого нескромного подозрения.
Он ощутил в себе неудержимый позыв
дать горделивый отпор, в котором не намерен был вступаться за свое произведение, но хотел сказать критику, что не он может укорять в несвободности художника за то, что он не запрягает свою музу в ярмо и не заставляет ее
двигать топчак на молотилке; что не им, слугам посторонних искусству идей, судить о свободе, когда они не признают свободы за каждым делать что ему угодно; что он, Фебуфис, не только вольней их, но что он совсем волен, как птица, и свободен даже от предрассудка, желающего запрячь свободное искусство в плуг и подчинить музу служению пользам того или другого порядка под полицейским надзором деспотической критики.
Как-то, в самую скучную летнюю пору, в город заехал жонглер и, ходя по городу,
давал, где его принимали, свои незамысловатые представления, из коих одно пришлось очень по вкусу господам офицерам: артист сажал свою дочь на стул, плотно
подвигая его спинкой к стене, и, достав из мешка несколько кинжалов, метал их в стену так, что они втыкались, обрамливая голову девушки со всех сторон, но нигде ее не задевая.